Уходить-оставаться... Без разницы -
Ты не слышишь мою печаль.
Ностальгия с улыбкой любуется
На безбрежную синюю даль.
Всё, что было плохого-хорошего,
Потеряло и цену, и смысл.
Всё чудаческое и странное
Вспоминая порой, улыбнись. Добавлено (26.09.2010, 16:35)
---------------------------------------------
из старого...
Как там у Фазиля Искандера? Совершенствование законов приводит к усыханию совести? Но беззаконие не приводит к её развитию… (Знаю, что банально до тошноты, но… нужна логическая связка). Если совесть – голос Бога в сердце человека, то получается, Бог где-то в золотой середине, где-то на узенькой тропинке между бездной отчаяния и отвесной скалой фанатизма… Может быть, отчаяние и фанатизм – это одно и то же… Ведь, если рассматривать их по сути, причины, которые приводят на любую из этих «дорог», одни. Вечно голодная пустота и сводящая с ума бессмысленность мира и себя в нём. Думаю, фанатизм (любой, в чём угодно, хоть в молитвах, хоть в разврате) это и есть самоё чёрное отчаяние.
Жаль только, что мы не всегда прислушиваемся к голосу Всевышнего и упускаем момент, когда наша верная тропка остаётся где-то сбоку. Хотя… Зато мы не успеваем впасть в панику и рухнуть или лихорадочно залезть ещё выше – слишком высоко, так, что обратно не спуститься, не упав в пропасть, – надеясь, что мы всё ещё поступаем правильно, мы безбоязненно возвращаемся на Свой путь, не переставая задаваться вопросами, мучиться сомнениями и умудряясь разглядеть Себя среди всего, чего мы страшимся и кем хотим казаться… Смотримся в окружающую красоту и в этот миг верим: БОГ ЕСТЬ.
88888888888888888888888888888888888888
Самый страшный день – завтра. Самый страшный день всегда завтра. Сегодня, вчера…
Завтра, кажется, не перестанет мучить нас даже после смерти, разве только оно само не исчезнет в тот день и час, когда тьма станет такой глубокой и удушливой, что можно будет умереть и даже не заметить этого, и по инерции то ли… жить, то ли… в общем, заниматься какой-то общепринятой деятельностью и в нашем измерении. Без всякой цели, или, упаси Аллах, смысла. Хотя много ли людей, для которых Смысл имеет значение большее, чем звон общих фраз о том, что он должен быть? Иногда думается, что и нет таких…
88888888888888888888888888888888888888
У вас когда-нибудь заводилась дома мышь?
Ну, и чтобы не тратиться на отраву изобретаются все эти ухищрения: бутылка, внутри обильно смазанная подсолнечным маслом, – мда, какие-то сразу нездоровые ассоциации с маньяками из газет, ладно, оставим их; – приманка, а обратно не выбраться – скользкие стенки. И потом, разумеется, надо то, что туда попадёт куда-нибудь… хм, ликвидировать.
И вот он сидит там: такой маленький, такой хорошенький, пушистый комочек с аккуратными пальчиками, с розовым носиком – Детёныш.
88888888888888888888888888888888888888888888888
Здравствуйте!
Вообще-то никто не помнит, что это значит. Через рот наш мозг просто вываливает это пожелание здоровья и благополучия всем подряд, и делайте с ним, что заблагорассудится: может, звучит даже издёвка – в том смысле, что: «Уж я-то вам его подпорчу, попляшете ещё;» может, вы просто плохо выглядите, а вдруг сильно хорошо, но пусть будет ещё лучше…
Да, я знаю, что в действительности это совсем ничего не значит. Глупо.
888888888888888888888888888888888888888888888
… Но как он старался, как заливался соловьём-то, вах! Он же умирал просто: недокормыш-сиротка, попавший в ВДВ – тридцать километров бодрой солдатской рысью с полной выкладкой, или как уж там это правильно называется, плюс тележка с кирпичом для любимейшей дачи любимейшей тёщи любимейшего генерал-лейтенанта; – как это бледно, как невыразительно – говорить не о чем, тьфу, – рядом с ним!
Но кто-нибудь, скажите на милость, зачем нужна всем этим дремлющим от жары, разбавленной пивом, прохожим чудо-тёрка?!
88888888888888888888888888888888888888888888888888
Он читал собравшимся свой рассказ с каким-то детским восторгом, любовался им, словно пятилетний малыш, получивший настоящую пожарную машинку с настоящей – выдвижной – лесенкой. Хотя, казалось бы, обычная сходка интеллигентствующих студентов муз. училища: что будет с этим задором, пафосом, грёзами и планами через… да даже по окончании учёбы?
Хотя зарисовка была интересная: лирический герой – несколько экзальтированный, слегка наивный юноша – наслаждается красотой собственного счастья в лице солнечного весеннего утра, а также каждого дуновения ветерка, и каждой лужи, переполненной радостным чириканьем, и облаков в форме зайчиков, и величия окружающей архитектуры…
Ляпы языковые резали слух, но отчего-то не мешали восприятию, как даже и то, что как только была заявлена в программе девушка, прекрасная словно мир вокруг, почему-то стало очевидно: разве что автор испортит конец продолжением или, упаси Всевышний, моралью, – последними словами будут: «Она открыла свой прелестный ротик и сказала:
– Ну чё ты вылупился, урод?!»
Нет, всё равно было ощущение живого, искреннего общения с Литературой – пусть на балу реальной жизни жалкой неприкаянной замарашкой останется подобная высокопарность.
Воспоминания эти – во-вторых, а во-первых – улыбка на память: детское счастье, с которым он читал свой рассказ.
8888888888888888888888888888888888888888888888888888888888
Рухнул старый дом.
Одичал наш сад.
Говорят в краю моём:
"Нет пути назад."
Храбрые ушли.
Те остались, кто ничего не боится.
Если бы только хватило сил
Из-под гнета памяти освободиться.
Если б матери наши не улыбались
Плачу своих детей, говоря:
"Плачет - значит живой.
Это музыка для меня."
Если бы, глядя в небо -
Там мёртвых светят глаза живые, -
Мы понимали, что так же где-то
Матери плачут другие.
Рухнул старый дом.
Одичал наш сад.
Говорят в краю твоём:
"Нет пути назад..."
888888888888888888888888888888888888
… И давно не смотреть на твои минареты…
Никого не любить, ни о чем не жалеть,
Никогда-никогда не заплакать об этом…
Словно выбрав мгновенную смерть
И забвенье... Исчезнув в толпе безразличной,
Многоликость судьбы превратить в манифест
Оправданья ошибок. Легко и прилично.
Уже стало привычно. Слез нет.
Нам казалось, устали, казалось, оглохли
Друг от друга. Напрасны слова и дела.
Индульгенции выданы, вытерты сопли.
Это просто мечта умерла.
Ничего не осталось: ни иллюзий, ни веры…
Только зябко немного; закутавшись в фальшь,
Вспоминать все чужие дурные примеры
Так тоскливо и нудно. Но траурный марш
Уже сыгран и поздно, наверно, стреляться,
Поздно делать гримасы коварной судьбе.
Просто время пришло расставаться
И забыть друг о друге навек…
… И давно не смотрю на твои минареты…
Не люблю и не помню, и знать не хочу…
Неудобных вопросов, ненужных ответов
И нелепых надежд я уже не ищу.
Я просить не умею…Сбереги, прошу, это -
Может, это дает право зваться людьми:
Бесконечное небо... И глаза минаретов…
И так много, так много любви…
88888888888888888888888888888888888888888888888
Даже.
Темнеют сгустки тишины.
Чужая дрожь в моих ладонях.
И даже радужные сны -
Лишь отголоски старой боли.
Воспоминанья умертвить
Не ждать, когда они поблекнут;
В самой себе похоронить
Все то, что было самым светлым.
Надежды крохотный магнит
Меня уже не соблазняет.
И даже сердце не болит.
И даже мозг не проклинает.
8888888888888888888888888888888888888888888888
Вечный огонь. Предполагается, что мысли о вечных ценностях и мимолётности всего сущего лёгкой, но уверенной рукой укутают нас тихой печалью.
А ведь это просто большая газовая горелка посреди улицы, и кто-то должен следить за её тех.обслуживанием, платить за этот газ, и т.д., и т.п.
И чтобы мы никогда и ни за что не забыли об этом «т.д. и т.п.» рядом красуется гордая надпись: «Спонсор Вечного огня – Газпром.
88888888888888888888888888888888888888888888
Хорошо сидеть в коробке. Пусть это будет красивая коробка с надписью, скажем, «Ислам». Ведь не может быть коробки лучше этой? Так? Так!
Зачем только Аллах создал весь остальной мир?
88888888888888888888888888888888888888888888888
…Он говорил, говорил, говорил… Не только тело его возвышалось сейчас над площадью – он весь устремлён был в высь, туда – в недосягаемость.
Толпа, которая, как известно, «способна качнуться в любую сторону – построить храм и разнести город», внимала: волнами по ней прокатывалось возбуждение, расходились круги раздражения, мелькала даже радость. Непонятно было, есть ли какая-либо связь между этими процессами и человеком наверху.
8888888888888888888888888888888888888888888
Давайте не будем о грустном: деградация происходит буквально на глазах, а вы ухмыляетесь. Вот ещё каких-то два месяца назад в футбол они играли с соседскими таджиками, проиграли таджикам со счётом 6:0, как ругался он! Каждое слово, каждый нюанс интонации, каждый образ, даже тяжёлое дыхание его и сплёвывание на землю были гениальны!
Была вселенная, была планета, была полузаросшая площадка в бескрайних просторах пятиэтажек, был человек – сердце мира, – заставляющий циркулировать саму жизнь. Время перестало быть. Нас не существовало.
Ойбек собрал остатки сознания и в память о том, что когда-то мы всё же были, стал аплодировать ему. Мы тоже. И вдруг он стал просто средних лет мужчиной, который теперь растерянно замолчал.
А вчера… Выходит у него дочка замуж за чёрт знает кого, а он бормочет куда-то в угол: «Яйца отрежу». Ни уму, ни сердцу.
888888888888888888888888888888888888888888888
Здравствуй, Сестра!
Сегодня, как и во все другие дни, я затихаю в глубине твоих глаз – столько света нет нигде в мире, – воспоминание улыбается мне печально, качает головой и говорит твоим голосом: «Ну зачем ты так?..»
Я не помню времени, которое прошло с тех пор, как Аллах забрал тебя, не знаю ему ни счёта, ни смысла, пусть даже это и большой грех. Всё, что есть у меня: «Я не боюсь. Не плачь. Ты будешь поливать мои цветы?»
Небо похоже сегодня на чернёное серебро.
8888888888888888888888888888888888888888888888888
Всегда найдется тот, кто будет плакать от смеха, слушая того, кто смеется сквозь слёзы. И слава Богу! Ведь он превращает возмущающихся в недоумевающих. А особо упорным я вежливо объясняю: «Вы не поймете моих шуток – они все обо мне. Ничего смешнее меня я в своей жизни не видела!»
88888888888888888888888888888888
Серые камни. Чёрные волны. Белая чайка в вечернем небе. Кличет-плачет, зовет кого-то, призывает к чему-то, кричит. Падает в реку - взмывает ввысь, снова видится ей что-то, падает, падает. Вниз, в сторону, вверх, вверх, в даль.
Ничего кроме инстинкта. Ничего кроме голода холодной ночи. Ничего, кроме неба и крика.
8888888888888888888888888888888888888888
Ветер нигде не задерживается, пролетает над миром по никому - даже ему - неизвестному курсу, подхватывая все, что встретится на пути, забирая с собой все, что слишком слабо, чтобы сопротивляться его силе. Во Вселенной, где абсолютно все относительно, лёгкость, с которой он переносит и радость, и горе, оказывается способной многих довести до умопомрачения: зависть, как известно, является одним из главных двигателей прогресса; на худой конец, регресс - это тоже вид развития.
С другой стороны, знает ли ветер настоящую радость - озарившую сердце и раскрасившую серое холодное небо в цвет живой и тёплый? Знает ли он настоящее горе - безбрежный бесконечный ужас слова "никогда"? И существуют ли чувства такой глубины, или это плод моего неугомонного воображения?
888888888888888888888888888888888888888888888
Весна.
Воробьи с ума посходили: сам воздух превратился в чириканье! Какая жажда жизни - счастье всего мира заключено в маленькой взъерошенной птичке, плескающейся в луже! Пока по жилам течет радость смотреть на это буйство энергии - этот мир не безнадежен!
888888888888888888888888888888888888888888888
...А у некоторых совесть так сильно рвется наружу - загрызть хозяина, - что ради хоть минутного избавления от ужаса перед этим диким зверем и его неуемной волей к жизни, они бросаются в спасительное безумие омута ненависти...
8888888888888888888888888888888888888888888
Монохром. Все оттенки и полутона от черного до белого и обратно. Но никаких иных цветов, и никаких других мыслей, или намерений, или желаний. Жизнь. Нет, жизнь – слишком пафосное слово для череды идущих по заданному распорядку – раз, два, левый, правый! – дней, словно вагоны поезда, следующих друг за другом, похожих, но отличимых, но почти взаимозаменяемых: если вагоны номер шесть и номер восемь поменять местами, к примеру, это, конечно, обратит на себя ваше внимание как некая несуразность, однако ведь совершенно нефатально… И как-то не пишется опять и не хочется особо… Это еще не апатия, но уже не жизнь.
Скажите, где тут продают-раздают-отбирают-клянчат яркие впечатления, уже не так важно какие, пусть и печально-трагичные?! А впрочем, не является ли это попыткой убежать от себя, что невозможно по определению (очередная нелепая, а, может, наоборот мудрая аксиома Вселенной)? Много всегда говорится, что смысл в том, чтобы найти и обрести себя, при этом так же упорны остаются попытки спрятаться и скрыться от себя, быть кем-то другим, необязательно лучше, но почему-то не собой, и это, словно вечный двигатель, инстинкт, ослабевающий лишь с пониманием бессмысленности этих метаний, которое, как ни парадоксально, приводит нас туда, куда и стоило бы стремиться – к самим себе.
8888888888888888888888888888888888888888888888888888888
Горячей кровь была, и пролито немало
Солёных слёз, упреков невпопад,
И, сделав круг, мы вновь пришли к началу,
Где каждый прав и этим виноват.
8888888888888888888888888888888888888888888888888888888888
На гитаре целых нет уж струн -
Так дурманом голову вскружило.
Видно с горя, птица-бормотун
Песню о любви моей сложила,
Нагадав пророчески судьбу.
Что же, друг, спасибо за участье...
Прикую к позорному столбу
Жалобы, обиды и несчастья.
Сжечь их все в огне моей любви
Так легко, позволь лишь мне оставить
Робкие надежды и стихи -
О тебе неумирающую память.
Говорят, чем злее яд разлук,
Тем острее трепет каждой встречи,
И неистово, как проклятого дух
Ищет свой покой сердечный,
Я ищу спасенья от себя:
В тишину зарывшись с головою,
Свою душу жаждой истомя,
Вновь лечу увидеться с тобою.
Скалится беззубая луна:
Над собою ли хохочет, надо мной ли...
Кажется в груди идёт война
Между эгоизмом и любовью.
На гитаре целых нету струн,
Так дурманом голову кружило.
Знаешь, эту песню я люблю -
Птица-феникс мне её сложила.
Нагадала странную судьбу
Птица счастья. Что же, будь что будет.
Я предам, убью и украду
Для тебя. А там... Аллах рассудит...
Добавлено (26.09.2010, 16:43)
---------------------------------------------
И вдруг в город ворвалось лето. Настоящее - июльское. Только еще краше - черёмуха цветёт. Набираешь в грудь воздуха этого, сколько можешь, и думаешь, что так пахнет счастье.
Должно быть оттого, что вся эта легкомысленная весёлость столь нехарактерна для нашего по-северному сурового, всегда застёгнутого на все пуговицы края, мои мысли впервые за много лет отправляются в долину смутных, и, возможно поэтому еще более томительно сладких воспоминаний о детстве в южном городе, где лето было, как ему и положено, жарким и тягучим, а от улыбки во рту не появлялся привкус терпкой циничной горечи.
Я сегодня видела дерево, проросшее когда-то в расщелине гранита набережной. Его ствол едва ли возвышается над камнем, а ветви распластаны вокруг. Судя по цветам, это яблоня. Да-да, оно цветёт.